Из воспоминаний Зои Леонтьевны ПОЧЕКУТОВОЙ - ветерана Великой Отечественной войны, награжденной орденом Отечественной войны I степени и двумя медалями «За боевые заслуги».
Участница войны Зоя Леонтьевна Почекутова родилась в многодетной семье. Ее родители – Леонтий Матвеевич и Мария Никифоровна Ярковы - воспитывали пятерых детей. Все пятеро ушли воевать с фашистами. Они не могли позволить себе остаться в стороне от пришедшей беды. Так их учил отец – директор школы, когда-то бывшей церковно-приходской и в которой он учился, участник гражданской войны, награжденный орденом Ленина за боевые заслуги. С Великой Отечественной войны вернулись только двое детей Ярковых - сын Евгений и дочь Зоя.
Мы предлагаем вниманию наших читателей воспоминания военного врача Зои Леонтьевны Почекутовой, записанные с ее слов краеведом Балахны, в прошлом преподавателем истории Зоей Логиновной Баташевой. «Сороковые - роковые» никак не забываются. Чуть закрою глаза, встают фронтовые картины и всю-то жизнь не дают мне покоя. Я ушла на войну, когда мне едва исполнилось двадцать лет. Была студенткой Томского мединститута имени В.В. Куйбышева, а приехала в Томск с далекой родины, с Алтая. Окончила четвертый курс, а в августе 1942 года весь наш курс (это 150 человек) вызвали в военкомат. После проверки было решено часть студентов отправить по тыловым госпиталям, а 60 человек - на фронт, в том числе и меня.
Сколько волнений, разговоров, сколько слез и тревоги! Уже второй год шла война, и мы понимали всю серьезность положения на фронтах, понимали свою нужность дорогому Отечеству. Мы - врачи, мы должны, мы обязаны. На сборы четыре дня. Домой ехать далеко, да никто из нас и не ездил, никто нас не собирал, никто не провожал. Собрали мы с подружками свои вещички и пришли на вокзал. Я была в демисезонном пальто, в ботинках и вязаном беретике, надетом на бочок. И все девчонки были в таких самодельных беретиках, тогда это было модно. В моем чемоданчике лежало бельишко, мое любимое новое платье в цветочек, и туда же я положила паек - хлеб и сушеную рыбу.
Посадили нас в эшелон, который шел на Москву, в товарный вагон - 40 девок и 20 парней. С дороги послала домой письмо - бумажный треугольничек, в котором сообщила родным, что еду на фронт. Жалко было маму, она любила меня. Провожать на фронт совсем юную дочь было, наверное, нелегко. Мы с мальчишками все трудности делили пополам. Мальчики вели себя достойно, помогали нам во всем. Голодно было, пайка не хватало, всегда хотелось есть. Но вот добрались мы до Уфы. А там! О чудо! Там у вокзала были накрыты большие самодельные столы, а на них вермишель с бараниной. Ешь, сколько хочешь! А вот в Казани нас не кормили. И пошли мы с девчонками на базар, на толкучку. Вот тут-то я поменяла свое нарядное платье на кусочек масла, очень хотелось хлеба с маслом.
Наконец-то мы доехали до Москвы. Города мы, конечно, не видели, а как хотелось! Вблизи вокзала что можно увидеть? И город показался нам пустым и суровым. Помнится, как повели нас в душ при вокзале. Мы так радовались, но в душе была только холодная вода, и мы, девчонки, прыгали под холодным душем и визжали. Парней наших отправили в авиацию и танковые части, а нас на Северный фронт, на границу с Финляндией. Привезли нас в город Кемь, где находился штаб фронта. Город маленький, с деревянными тротуарами. Но он стоит нa берегу Белого моря. Впервые в жизни видела море, и оно поразило меня своей суровой красотой.
Поселили нас в деревянном бараке и дали обмундирование. Надели мы кальсоны, мужские нижние рубахи, гимнастерки, брюки и старенькие шинели. И стали мы бойцами. Я роста высокого, шинелька у меня была выше колен. Дали ботинки 42-го размера. Мы, девчонки, стали вносить коррективы в свое обмундирование. Брюки я выбросила, а из своего пальтишки сшила себе теплую юбку. Наступала осень, было холодно. Вскоре нас отправили в действующую армию. Меня в 52-ю армию, 263-ю стрелковую дивизию, в 55-й стрелковый полк (пехота), при котором была санитарная рота. Мне было приказано: «До санроты добирайся своим ходом». Все с тем же чемоданчиком, все в том же беретике я вышла на пустынную дорогу, ждала попутку. Остановился грузовичок. Шофер кричит: «Куда едешь, дочка?» Говорю ему: «На фронт».
Посадил он меня в кабину, и поехали мы по военной дороге, изрытой ухабами и выбоинами, полными воды. Наконец, машина остановилась, и шофер показал мне рукой: «Иди в этом направлении лесом, а там встретишь патруль. А вот там-то и будет фронт». Я шла осенним русским лесом, и здесь была тишина, красота, и не было войны. Добралась до командира полка. Он посмотрел на меня и говорит: «О, барышня в шляпке воевать пришла». Он улыбнулся, а я обиделась, никто меня так не называл. Вскоре устроилась я в землянке, здесь был и пункт санроты. Одели меня как надо. Дали белый полушубок, серую шапку-ушанку, гимнастерку с тремя кубиками (звание старшего лейтенанта присвоили мне еще в Томске), кирзовые сапоги с портянками и брюки.
И началась наша тяжелая работа. В этом районе фронта крупных боев не было, но шли постоянные перестрелки, и к нам поступало много раненых. На фронте была четкая система по приему и обработке раненых. На передовой работали санинструкторы -мужчины, которые выносили раненых с поля боя, отправляли их в санроту к нам. Мы оказывали первую помощь: останавливали кровотечения, делали операции, перевязывали раненых и отправляли их в медсанбат, а оттуда уже в эвакогоспиталь, который шел за армией. Я была младшим врачом полка, выше меня - старший врач полка, с нами работали несколько фельдшеров и санитары (обычно парни).
Недалеко от нас в густом лесу располагался дивизионный медсанбат. А стояли наши части недалеко от финской границы. И в одну из зимних ночей финны напали на этот медсанбат. Прошли бесшумно (шли на лыжах) и вырезали весь медперсонал и всех раненых. Это было ужасно. После этих трагических событий по приказу командира всем нам выдали пистолеты. Мы не должны были ходить поодиночке, были приняты и другие меры. Кстати сказать, я за всю войну ни разу не выстрелила из этого пистолета. Он был такой тяжелый, и носить его было очень неудобно.
Теперь я получала командирский паек: тушенка, рыба, галеты. Только свежих продуктов было мало. И у меня был такой случай с этим пайком. Подошли раненые и сидели, ждали очереди, когда мы сделаем перевязку. Сделали, и все ушли, а один остался, сидит и смотрит на меня. Я его спрашиваю: «В чем дело?». А он и говорит: «А ты не дочка ли моего соседа Леонтия Матвеевича Яркова?». «Да». «А я с Алтая, из нашего села». Сердце мое забилось от радости, словно из своих кого-то увидела. Я и отдала ему свой паек. А там и табачок, и водочка. Я была счастлива видеть этого человека. Мы виделись несколько раз, и я всегда подкармливала его, а потом потеряла из виду.
Вскоре в полку началась цинга от нехватки витаминов. Было решено собирать хвою и заваривать ее в кипятке. Выстраивали взводы, наливали по фляжкам раствор хвои, и каждый должен был тут же, на глазах у всех выпить эту горечь. Цингу мы преодолели. От постоянного употребления в пищу концентратов и отсутствия овощей стали появляться случаи куриной слепоты. Днем человек видит, в темноте не видит ничего. На севере в два часа уже темно. Снова хвойные настои из сосны - это витамин С. Слепота, боль в деснах - это симптомы одной болезни - авитаминоза. Лечили всеми подручными средствами.
В это время поступил приказ: 52-ю армию перебросить на юг, на Украинский фронт, где велись ожесточенные бои с противником. Третий, пятый, седьмой полки погрузились в эшелон. В вагоне было пятьдесят человек с авитаминозом. По дороге старшины добывали лук, чеснок, сырую печень. На стоянках все солдаты выходили подышать чистым воздухом, ну и покурить, конечно. Больных куриной слепотой мы выводили из вагонов так, чтобы они держались за веревочку. К концу пути при подъезде к Борисоглебску таких больных было уже немного, а потом и все выздоровели.