«Воспоминания о прошлом всегда бередят душу тем более, если касаются они событий такого значения как Великая Отечественная война», - так начинает свое повествование жительница п. «1-е Мая» Любовь Алексеевна ПАНИНА. Ее военное детство прошло в Горьком.
- Когда началась война, мне было 12 лет. На тот момент я находилась в пионерском лагере. О том, что началась война, нам сообщили только на второй день, 23 июня, хотя нервозная суетливость старших, тревога и озабоченность их лиц не остались незамеченными нами, и мы, дети, тоже как-то притихли. В воздухе витало слово «война». На линейке нам сказали, что действительно началась война с Германией, которая вероломно, без объявления, вторглась на территорию нашей страны. Взрослые поспешили заверить, что война эта продлится недолго и обязательно закончится нашей победой. Ну а мы будем находиться здесь, в пионерском лагере, и продолжать отдыхать до конца смены.
По возвращении домой дыхание войны почувствовалось сразу. Прежде всего, я совсем не видела отца. Он приходил домой и уходил на работу, когда я спала. Отец работал на авиационном заводе им. С. Орджоникидзе (21-й завод). Завод выпускал самолеты-истребители, нужда в которых на фронте была огромная с первого дня войны, поэтому на работников этого завода выдавалась броня, их не брали на фронт, но и работали они почти круглыми сутками. Был девиз: «Все для фронта! Все для победы!».
В продовольственных магазинах были такие очереди, что приходилось выстаивать часами, чтобы купить хлеб и другие продукты. Несколько позже были введены карточки на продовольствие (и промтовары), где нормировался отпуск продуктов по категориям людей: рабочих, ИТР, служащих, учащихся, иждивенцев и так далее. Карточного пайка не хватало, приходилось растягивать эти нормы до конца месяца. Постоянно хотелось есть. Поэтому на второй год войны многие жители города стали раскапывать земельные участки, где только возможно, и сажать картошку и овощи.
Зима была холодной и голодной. Мама моя продавала все, что можно было продать из небогатых запасов одежды и обуви в обмен на продукты. Зиму кое-как прожили. Однако, про скорое окончание войны даже думать забыли. Наши войска отступали, сдавая один город за другим. Когда немцы стали подступать к Москве, вокруг Горького стали рыть оборонительные окопы. Немецкие самолеты прилетали ночью, ровно в 24 часа, ежедневно. Трещали зенитки, небо просвечивали длинными полосами прожекторов, которые метались в черной темноте в поисках цели. Иногда им удавалось поймать вражеский самолет, стрельба усиливалась. Однажды мне довелось увидеть, как был сбит вражеский самолет. Мы ликовали.
Бомбежкам были подвергнуты больше всего: автозавод – там были попадания бомб на территорию завода, были убитые и раненые; Дзержинск и Окский мост. На время бомбежек население пряталось в специальных укрытиях – бомбоубежищах, которые назывались у нас «щелями». Это сооружение состояло из вырытых длинных траншей. Стены и потолок этих траншей выложены бревнами, пол был земляной, по бокам, по всей длине «щелей» размещались лавки. Приходить надо было со своими керосиновыми лампами или свечами, документами и необходимым количеством вещей.
Я посетила такую «щель» только однажды. Там мне было очень страшно. В полутьме на лавках сидели молчаливые люди с угрюмыми испуганными лицами. Над головой раздавался грохот зениток, от их залпов содрогалась земля, она сыпалась нам на головы, и при множестве людей – в этих «щелях» стояла гробовая тишина, как в могиле. Однажды побывав там, я наотрез отказалась идти снова, несмотря на уговоры и даже угрозы уполномоченных дежурных. Дома было привычно сухо и чисто, и можно было наблюдать в окно за небом и происходящим вокруг. Это отвлекало, и не думалось о возможной близкой смерти, как в бомбоубежище. Окна в домах проклеивали полосками из бумаги крест на крест, чтобы не трескались стекла и плотно занавешивали шторами. И упаси Бог, чтобы штора оказывалась неплотно закрытой и пропускала хоть чуточку света. Тут же приходили специальные дежурные и штрафовали, так как даже самый крохотный лучик мог привлечь внимание вражеских летчиков.
Наслышанные по радио о зверствах фашистов на занятых территориях, люди готовили себя морально к стойкости и сопротивлению. Мы, подростки, шептались в школе между собой о том, как будем вести себя, если доведется жить при оккупации, о создании отрядов, как у партизан, о борьбе с врагом. Патриотизм был высочайший. Наши войска выстояли под Москвой. Наступал перелом в войне. Угроза сдачи врагу нашего города миновала. Бомбежки прекратились. Иногда мне думается, что с тех голодных военных времен, городские люди, однажды обратившиеся к Матушке Земле, сохранили тягу к ней до сей поры. А в те далекие времена надо было только выжить.
Однажды у моей мамы выкрали только что полученные продуктовые карточки на предстоящий месяц. Продавать из дома было нечего, продукты взять негде. Моя мать, почерневшая от горя, обратилась к директору школы, в которой я училась, с последней отчаянной надеждой на сочувствие и помощь. О директоре школы №66 города Горького Сергее Павловиче Краснове можно говорить много и долго. Небольшого роста, худощавый, с копной черных, кудрявых волос, быстрой походкой, он был хорошим хозяйственником, замечательным педагогом и прекрасным человеком: мудрым, добрым, требовательным и снисходительным одновременно. Его любили ученики от первоклашек до выпускников, уважали учителя. Думаю, что он хорошо знал каждого ученика своей школы.
Узнав о постигнувшем нашу семью несчастье, Сергей Павлович распорядился, чтобы мне до конца месяца в школьном буфете выдавали по семь порций школьного обеда ежедневно. Обеды в школе были дешевыми и состояли из каши или картошки и чая с сахарином. Порции были маленькие, хлеб выдавали очень редко, его заменяла коврижка. Темно-коричневого цвета это изделие было рыхлое и сладкое. Мы обожали эти коврижки. Я с радостью приносила домой семь порций школьного обеда. Дома меня с нетерпением ждал младший брат. Он родился перед войной и был совсем маленький. Месяц мы продержались до получения новых карточек. Обеды школа получала с заводской фабрики – кухни, где по специальным талонам питались рабочие завода.
Шла война, жестокая и кровавая, она требовала вооружения, в том числе самолетов. Нужны были дополнительные кадры. Стали создаваться ремесленные училища. При авиационном заводе тоже было организовано ремесленное училище, и почти всех мальчиков нашей школы с 14-летнего возраста и старше, перевели на учебу в РУ (ремесленное училище). Школа заметно опустела. В последующие годы ремесленные училища пополнялись за счет добровольного поступления подростков, в том числе девочек, желавших там приобрести специальность.
Рабочих рук не хватало повсюду, особенно в сельском хозяйстве во время уборочных работ, и учащиеся нашей школы стали выезжать в соседние колхозы на сельхозра-боты. По окончании шестого класса мы тоже поехали работать на все каникулы – с мая по октябрь – в один из колхозов Шатковского района Горь-ковской области.
Когда нас впервые увидела наш будущий бригадир огородно-полеводческой бригады, она прослезилась. Плохо одетые, тощенькие, осунувшиеся еще больше после длительной дороги мы – «работнички-помощнички» - действительно выглядели довольно жалко. А бригадир - высокая, дородная, с толстой рыжеватой косой - сразу расположила нас к себе, и мы работали очень добросовестно. Первое время бригадир нас щадила и давала нам заниженные нормы, но позднее она просила нас: «Ребятушки мои милые, вы уж постарайтесь, нам надо вырастить хороший урожай, нам надо фронт кормить».
Бригадир разрешала нам есть досыта овощей, а мы поливали, пололи, рыхлили поля с этими огурцами, морковью, свеклой, капустой. Урожай мы собрали отменный. В короткое свободное время мы занимались репетициями. За время нашего пребывания в колхозе мы давали по два концерта в сельских клубах. Маленький зал этих клубов не всегда вмещал всех желающих. Приходили и старые, и малые, и хлопали незатейливым артистам так, что дрожали лампочки на потолке.
В деревне не было семей, где оставался хотя бы один здоровый мужчина. Оставались женщины, старики и дети. Вот они-то и несли на себе всю тяжесть жизненных проблем и забот. А выращенный с неимоверным трудом урожай почти весь сдавался государству, а на трудодни выдавались крохи. Выручали свои огороды. В деревне тоже жилось и тяжело, и голодно. Да, у нашего поколения беззаботного детства не было. В третью поездку мы, повзрослевшие, работали уже наравне со взрослыми. По окончании работ нам тоже выдавали продукты на выработанные трудодни. В основном, это была мука и картошка. Количество их было совсем небольшим, и все-таки мы испытывали гордость за свой трудовой вклад в пропитание семьи.
Война продолжалась. Гибли люди – наши родственники, знакомые. Они защищали Родину, защищали нас во имя будущего, во имя продолжения жизни, и те, кто оставался в тылу, были обязаны не только выжить, но и обеспечить фронт всем необходимым: оружием, одеждой, питанием. Победа «ковалась» в тылу. У директора нашей школы не было своих детей, и всю свою любовь и заботу он отдавал своим ученикам. Предвосхищая события, он прозорливо смотрел в будущее, и старался наполнить нашу жизнь смыслом и содержанием, несмотря ни на какие лишения и трудности времени.
Учитель музыки, бывшая солистка оперного театра, рассказывала нам о музыке и композиторах, часто исполняла нам свои любимые арии из опер, пела русские народные песни, устраивала небольшие концерты, приглашая своих знакомых артистов – солистов из оперного театра. Учитель черчения был художником-профессионалом и увлеченно рассказывал нам о творчестве известных художников. А с их картинами он рекомендовал нам в будущем, когда кончится война, познакомиться в художественных галереях Москвы, Ленинграда и других городов.
Наши учителя вводили нас в мир прекрасного, учили ценить мир и созидание. Нас обучали и бальным танцам. Надо сказать, что в старших классах мы учились раздельно с мальчиками. Были созданы гимназии – мужские и женские. Учились мы в одной школе, только в разные смены. Каждую субботу в школе для старшеклассников устраивались вечера с самодеятельностью и танцами. А еще мы любили кино и не пропускали ни одного вновь вышедшего на экран. Фильмы были про войну, мужество, героизм и любовь.
Своих родителей мы почти не видели, и школа была для нас вторым домом. В этом, конечно, опять-таки огромная заслуга нашего директора С.П. Краснова, который сумел привлечь хороших учителей, сплотить коллектив. Он был награжден орденом Трудового Красного Знамени и носил звание «Заслуженный учитель».
В самом конце войны в поселке появились пленные немцы. Их стали конвоировать на строительство жилых домов. После окончания войны пленных расконвоировали, и они стали появляться на улицах и заходить в дома за продуктами. Немцы не просили милостыню, а предлагали в обмен на хлеб и картошку разные поделки: колечки, браслетики, сделанные из проволоки – нержавейки, деревянные свистульки, предлагали послушать игру на губной гармошке. Встречали их жители по-разному, бывало, что и гнали взашей, и это понятно.
Я помню, как моя мама, увидев впервые перед собой немца с протянутыми безделушками, просто оторопела, а немец твердил: «Хлеб, картошка». Мама дала ему несколько картошин, отказавшись от сувениров, а немец, жадно пряча эти картофелины по карманам, все кланялся и кланялся, шепча: «Данке-шон, данке-шон», пока не закрылась дверь. Мама, в ответ на мою укоризну, говорила: «Человек ведь, доченька, и его, наверное, тоже ждут дома. Не все ведь фашистами и гестаповцами были. Война была…». И это милосердие - такая характерная черта для русского народа, выразилась в простом, бескорыстном подаянии вчерашнему врагу.
Да, мы все люди, много пережившие и перестрадавшие, но не утратившие одного из самых драгоценных качеств – человечности. И хочется сказать: «Люди, берегите мир!». День Победы 9 Мая 1945 года был холодным и пасмурным. Дул сильный порывистый ветер, шел дождь со снежной крупой. Вдруг мы услышали по радио знакомый голос диктора Левитана, который сообщил об окончании войны.
Сказать, что это была радость, значит, ничего не сказать. Люди распахивали окна, несмотря на холод, и кричали: «Война кончилась. Конец войне, ура!». И улица, еще недавно пустая и безлюдная, наполнилась народом. Выбегали на улицу, кто в чем был – халатах, тапочках на босу ногу, майках и обнимались с совершенно незнакомыми людьми и орали, стараясь перекричать друг друга: «Победа! Победа! Победа!». Неизвестно откуда появился баянист, и тут же около него собралась шумная толпа. Кто пел, кто плясал. А у соседнего дома, как сумасшедшая, билась в истерике женщина и выкрикивала только одно слово: «Нет, нет, нет!». Оказалось, что она только что получила похоронку на сына. Как тут понять умом и сердцем, что вот она – долгожданная победа, конец войне, а ее сына не стало. Как с этим смириться? А сколько их, этих похоронок, приходило еще после окончания войны.
Этот день забыть невозможно. И небо, словно оплакивая павших, струилось потоками дождя, смывая и унося людские страдания и боль утрат. В порывах холодного ветра и шума дождя будто слышалось: «Ну, вот и все! Будем жить дальше, люди! Путь к возрождению открыт!». Семья Паниной приехала в п. «1-е Мая» в 1970 году. Ее муж Константин Сергеевич работал на Балахнинской птицефабрике главным зоотехником. Любовь Алексеевна работала на птицефабрике юристом и экономистом.